Одна из ключевых идей средневековой философии состояла в том, что individuum est ineffabile - “индивидуальное невыразимо”. Эта идея указывала на некий основополагающий принцип, не обсуждавшийся во всей своей полноте вплоть до начала переходного периода от Средневековья к гуманизму, - принцип, гласящий, что каждый человек наделен непреходящей внутренней ценностью, не зависящей от Бога и небесных сил.

Всякое определение индивидуальности несет в себе оттенок гуманистической мысли. Гуманисты воспринимали людей как независимых существ, наделенных разумом, способных нести ответственность за свои поступки и рассматривающих самих себя как носителей определенных этических и моральных ценностей. Такое понимание индивидуальности развивалось медленно, и способы его совершенствования отнюдь не всегда лежали в интеллектуальной сфере. Не следует забывать, что средневековый термин “ineffabile”, в сущности, только побуждал философов и художников к попыткам описать или изобразить это “невыразимое”. Длинный путь, который прошла в своем развитии концепция индивидуализма, можно проследить от Средних веков до начала Нового времени; и некоторые вехи на этом пути мы уже отметили.

Дуччо, питавший склонность к созданию домашних икон, вынужден был дистанцироваться от ограничений византийского стиля ради удовлетворения пожеланий своих заказчиков. Священные сюжеты обогащались включениями предметов, принадлежащих миру земному, - ковров, цветов, ваз. Возникали, как в произведениях Джотто и Таддео Гадди, однородные ансамбли предметов, на основе которых впоследствии сложился жанр натюрморта. В особенности охотно культивировали такой “образ внутри образа” ранние фламандские мастера, благодаря чему развился стиль, позволивший помещать священные события в реалистичную домашнюю обстановку.

На иллюстрации из “Часослова Марии Бургундской”, созданной около 1480 года, изображен заключенный в раму пейзаж, на фоне которого совершается пригвождение Христа к кресту распятия. В обстановке необыкновенно роскошной архитектуры переднего плана библейское событие кажется почти случайным, несущественным включением. На переднем плане изображен интерьер частной капеллы Марии Бургундской. Подушка, ларчик, склянка, жемчужные четки и открытая Библия сгруппированы как натюрморт. Сама же Мария, наследница Карла Смелого и первая жена императора Максимилиана 1, помещена внутри рамы. Она оборачивает голову к зрителю, как бы подчеркивая связь библейского эпизода с реальным миром.

Возрастающую роль сферы частной жизни можно считать показателем укрепления индивидуалистического сознания. Особенно зто справедливо по отношению к коллекционерам произведений искусства, которые приобретали бесценные шедевры, чтобы иметь возможность беспрепятственно любоваться ими в одиночестве.

Типичнейшим средневековым коллекционером был герцог Жан Беррийский. В созданном по его заказу братьями Лимбург “Роскошном часослове герцога Беррийского” есть иллюстрация с изображением его замка. Интересен также образ льва, который смотрит на сидящую на дереве обезьяну: это – аллюзия на владевшую герцогом страсть к коллекционированию. Согласно документам той эпохи в 1388 году Жану Беррийскому принадлежало в общей сложности 1500 собак, медведей, львов, лебедей и прочих экзотических животных.

Когда искусство было поставлено на службу личным прихотям князей и королей, религиозные темы начали постепенно терять свое прежнее значение и в определенной мере превращаться всего лишь в предлог для изображения светских мотивов.

“Открытие” природы и изобретение художественных средств реалистичного изображения мира облегчило средневековому обществу путь к индивидуализму. Как мы уже видели, Джотто решил задачу художественного воспроизведения реальности посредством создания живописного пространства и успешной интеграции в зто пространство человеческой фигуры. Эволюция натуралистического пространства, позволяющего создать иллюзию движения персонажей, способствовала, в свою очередь, реалистическому изображению человека как такового.

Решающим фактором зарождения портретной живописи в современном понимании стал иной метод объемного изображения фигуры, а именно скульптура 13 столетия. В качестве примеров здесь можно упомянуть статуи Рудольфа Габсбурга в соборе Шпайера (ок. 1280) и Филиппа Смелого в Сен-Дени (1298 – 1307). Таким образом, предпосылками формирования портрета как самостоятельного жанра стали вычленение человеческой фигуры и создание натуралистического пространства, способного вместить эту фигуру. По-видимому, Джотто решил обе эти задачи: он создал как иллюзию пространства, так и иллюзию движения в этом пространстве человеческих фигур – заметно индивидуализированных.

Однако лишь во второй половине 14 столетия живописное изображение человеческой фигуры превратилось в личный портрет. Об этом свидетельствуют, например, хранящийся в Лувре “Портрет Иоанна Доброго” (ок. 1360) или относящиеся к тому же периоду портреты императора Карла 4 и Анны Швейднитц в Карлштейнском замке (близ Праги).

Напрашивается вывод, что так называемое “открытие индивидуальности” следует считать заслугой не одних только гуманистов, но и художников; иными словами, созерцание и понимание, как это часто случается, взаимно стимулировали друг друга. Исследование живописного пространства шло рука об руку с осознанием того, как следует изображать человека во всей полноте его неповторимой индивидуальности. Индивидуализм как динамическая концепция нуждался в пространстве для роста и развития.

Все эти идеи не новы: их высказывал еще Николай Кузанский в связи с положением о том, что Господь наделил человека свободой воли. И если индивидуальность человека поддается осознанию и определению, то возможен и ее “перевод” на язык живописных форм. Реалистическое, а следовательно, помещенное в рамки натуралистического пространства изображение человеческого лица – лучшая иллюстрация к философской концепции индивидуализма, разработанной великим Кузанцем.