“Призрачные фантазии”, “сказочные видения”, “дьявольские ужасы” - вот лишь немногие из выражений, к которым прибегали исследователи, пытавшиеся описать художественный мир Иеронима Босха. Согласно некоторым теориям Босх, родившийся около 1450 года в Герцогенбуше и умерший в 1516 году, принадлежал к некоему тайному обществу или эзотерической секте, для которой и творил своих демонов и чудовищ. Такие гипотезы довольно популярны, но недоказуемы. Мы будем придерживаться проверенной временем методики - единственного средства пролить свет на биографию этого художника: основываясь на тех скудных сведениях, которыми мы располагаем, пытаться объяснить то, о чем нам ничего не известно.

Составитель подробной описи картин для Филиппа 2 Испанского характеризовал босховский “Сад наслаждений” - произведение, которое часто называют культовой “иконой” упомянутой тайной секты, - как “una pintura de la variedad del mundo” (“картину, изображающую разнообразие мира”). При всей недостаточности этой характеристики она все же может послужить отправной точкой - хотя и не слишком впечатляющей - для более пристального изучения творчества Босха. Босх и впрямь рисовал мир: главной его темой было стремление человека постичь мир, в котором мы живем, - мир, зачастую странный и загадочный, мир, где все мы обречены на страдания.

Ганс Голлендер в одном из первых в истории искусства исследований, посвященных творчеству Босха, охарактеризовал основные темы этого художника через их отношение к conditio humana - обстоятельствам человеческой жизни. Такой подход в равной мере применим и к сценам Страстей Христовых, и к образам Ада, и к нравоучительным эпизодам, ибо определение Голлендера охватывает, по существу, весь тематический спектр Босха.

Нравоучительный аспект искусства Босха наглядно отражен в росписи панно под программным названием “Семь смертных грехов”. Это произведение имеет форму столешницы, напоминающей о том, что следует соблюдать умеренность в пище и в азартных играх. Грехи человечества изображены в цикле живописных сцен из повседневной жизни.

Узнавая себя в том или ином из этих образов, современники Босха, вероятно, бывали потрясены, ибо здесь же, в небольшой заключенной в окружность композиции в левом нижнем углу панно, изображены последствия этих грехов. Жаба забралась на колени к обнаженной молодой женщине, обозначенной как “superbia” (гордыня или тщеславие). Пробегающая мимо демоническая обезьяноподобная тварь подносит к лицу перепуганной женщины зеркало. В постели, окрашенной в цвет пламени, лежит пара прелюбодеев. Демоны в облике летучих мышей и покрытых шипами насекомых тянут их в разные стороны. Существо, похожее на ящерицу, с угрожающе разинутой пастью, взобралось на кровать и уже готово вцепиться в грешников.

В этом панно Босх поставил перед собой задачу связать повседневные прегрешения с адским возмездием за них как неизбежным последствием. По убеждению Босха, людей нередко толкает на злодеяния обычная глупость; она же становится причиной страданий. В рыночной сцене с картины “Фокусник” легковерный церковник наклоняется над столом, на котором разложены магические приспособления. Стоящий за его спиной персонаж в монашеском облачении, с благочестиво-умильным видом возводя очи горе, мастерски опорожняет кошелек церковника. Рядом с церковником стоит мальчик - видимо, работающий вместе с монахом; его задача - отвлечь жертву в решающий момент. Жертвой в данном случае становится священник, но Бог не приходит к нему на помощь: к чему заботиться о том, кто сам не в состоянии о себе позаботиться? С другой стороны, преступником оказывается монах, с Божьей помощью злоупотребляющий своим саном. Таким образом, мир полон парадоксов.

Еще одну, бесконечно более сложную идею произведений Босха можно сформулировать в виде вопроса: что делают люди с дарованной им жизнью? Сказать, что они “взыскуют небес”, было бы явной ошибкой: ведь на самом деле люди ищут смысл и счастье в повседневной жизни. На этот вопрос Босх дает множество разнообразных ответов, выражая их в живописных образах - как религиозных, так и светских.

Одна из лучших иллюстраций на эту тему - триптих "Воз сена", хранящийся в Прадо. На левой створке его изображен Рай, на правой - Ад; центральная же часть представляет собой аллегорию земной жизни. В центре средней створки стоит пресловутый воз сена, вокруг которого толпятся люди, предаваясь самым разнообразным занятиям. Под колесами воза идет ожесточенная драка. Император и папа Римский, бессильные, а потому и не вовлеченные в эту драку, проезжают мимо во главе процессии клириков и паствы. На верхушке воза обнимается влюбленная парочка.

Над всей этой сценой парит на облаке Христос с распростертыми руками. Демонстрирует ли он таким образом свои раны, что должно означать прощение грехов, или же удручен при виде развернувшегося внизу представления, - наверняка сказать сложно. Но как бы то ни было, события на земле идут своим чередом, и никто не замечает присутствия Спасителя. Зритель неизбежно приходит к выводу, что страдания Христа были тщетны. Воз сена - аллегорический образ мира сего - тащат за собой чудовищные твари. Куда? Совершенно очевидно. Воз катится к распахнутым вратам Ада, изображенным на правой створке.

Едва ли “Воз сена” был написан по заказу церкви. Скорее всего заказчиком выступало частное лицо или даже монарх. Испанский король Филипп 2 владел двумя вариантами этого триптиха. Один вариант хранился в Мадриде, другой - во дворце-монастыре Филиппа, Эскориале. Какой из них оригинал, неизвестно.

Но если мы классифицируем Босха исключительно как творца инфернальных образов и остановимся на этом, то погрешим против истины. Созданные им видения Ада воистину зрелищны, но трактовать их следует исключительно в контексте “обстоятельств жизни человека”. Человек постоянно находится под угрозой гибели, и не в последнюю очередь - по своей собственной вине. Исходит эта угроза даже от церкви, ибо с чудовищными видениями загробной жизни у Босха ассоциируется именно идея не отпущенного церковью греха.

Чтобы утвердить зту мысль, Босх разрабатывает уникальную “архитектуру” Ада, не имеющую себе равных во всем изобразительном искусстве Запада. На правой створке триптиха "Воз сена" в адской башне видны уродливые, покрытые чешуей существа, полулюди-полурептилии. Причудливые руины высятся на фоне кроваво-красной стены пламени. Бесы строят виселицу: грешник обречен испытать все муки повешения, не найдя избавления от них даже в смерти.

На изображающей Ад правой створке другого триптиха, "Сад земных наслаждений", - самого знаменитого и самого загадочного из произведений Босха, - мы обнаруживаем похожую сцену: айсберги в море огня, темные руины, из которых вырываются языки пламени, сонмы проклятых грешников, отданных на растерзание чудовищным пыточным машинам. Адские твари, которых Ганс Голлендер удачно описал как “демонов поточной сборки”, помогают главным палачам и постоянно пополняют Ад новыми грешниками. Многие символы, использованные здесь, не поддаются расшифровке; не исключено, что их появлением мы обязаны единственно богатству воображения художника. Поражает также изобилие разнообразных материалов, изображенных в этой сцене: чудовища предстают в причудливых доспехах, со стальными щитами, с рогами, в костяных панцирях и кожаных одеждах. Можно подумать, что источником вдохновения для Босха послужила кунсткамера!

Включены в зту сцену Ада и зловеще искаженные образы повседневной бытовой жизни. В первую очередь зто - монструозные музыкальные инструменты (орган, арфа и другие струнные), которые превращены в пыточные механизмы: грешники терпят муки от тех же вещей, которые при жизни доставляли им наслаждение. Примечательно, что на центральной створке триптиха радости загробной жизни изображены столь упоительно-чувственными, что по сравнению с ними Сад Эдема кажется невыразительным и блеклым. Растительность на левой створке столь же фантастична и причудлива, как и в центральной части, но кажется более скудной, а сцена с Богом-Отцом и только что созданной первой парой людей, Адамом и Евой, выглядит довольно безрадостной. У ног Адама и Евы собрались разнообразные животные; иные из них настроены к своим соседям довольно враждебно; полно животными и озеро в центральной части триптиха. Это придает последней еще более глубокий смысл - но и делает ее более загадочной. Что перед нами? Воплощенная мечта человечества, утопический рай, в котором люди и звери мирно живут бок о бок, не ведая греха? Или предостережение о последствиях, которые влекут за собой плотские грехи?

Эти вопросы до сих пор так и не получили исчерпывающего ответа. Возможно, нам следует довольствоваться фразой из подробной описи Филиппа 2: эта картина - не что иное, как “una pintura de la variedad del mundo”.